«Ученый-химик, физик или медик, сообщая свою профессию, получает напутственные соболезнования...»
Аспирант одного из химических институтов российский Академии наук продолжает рассказывать «Футуристу» о своих будничных проблемах и размышлениях. В этот раз – о том, как он спас лабораторию от взрыва, о самых неприятных людях на конференциях и о том, как ученым якобы повысили зарплаты.
Всем шалом. Недавно я прошел волшебную конференцию-аттестацию, после нее как-то руки не доходили до описания тлена моего бытия в институте РАН. Если говорить про результаты конференции – победитель набрал 15.5 баллов из 15. Да черт возьми, именно так. Все дело в том, что он «активно принимал участие в дискуссиях по темам доклада, в результате чего получил дополнительно 2.5 балла». А теперь через призму действительного: я угарал с одним дипломником от вопросов этого аспиранта 3-го года, поскольку они были уровня студента 2-го курса какого-нибудь МИТХТ. Мораль – учись вылизывать сфинктер смолоду.
Б-г с ним, после всего этого надо писать статьи, их наклевывается парочка, но для их написания необходимо сделать анализы всех синтезированных прелестей. Дело в том, что после ЯМРов и рентгена идет анализ элементного состава: если вещество грязное, то нет смысла узнавать температуры плавления, сдавать на масс-спектр, ИК, КР (они будут не точные, а ложь в журналах American Chemical Society карается без предупреждений, репутация пропадает как и возможность публиковаться там снова). Но, вот беда, мои образцы портятся в негерметичной таре, в которой надо сдавать на элементный анализ, и его надо делать ручками (иногда они кривые), а не в автоматическом приборе. Чтобы сделали экстренный анализ, надо договориться, прийти именно в понедельник в 12:00. Как раз во время двух пар, не пойду на которые, меня будет сношать в голову весь отдел аспирантуры. Нет анализов – нет статей, нет статей – выгонят из аспера, выгонят из аспера – нет диссера. Короче говоря – мой пах между молотом и наковальней. Но я не унываю, наступила стадия принятия проблемы.
Чтобы не стоять на месте, я продолжаю делать какие-то опыты, что-то варю, где-то туплю, где-то Нобель, где-то Шнобель. Однако сейчас за тягой только одни мои руки, это хорошо, потому, что никто не испортит мне растворитель, и это плохо, потому что я не успеваю сам себе найти, сделать или очистить тот или иной реагент. Если вы думаете, что институт чем-то помогает, грантов хватает, а почта России привозит все быстро, то вангую вы верите в Б-га.
Найдя как-то банку малеинового ангидрида, я прочел на ней «Ч.Д.А», что значит – чистый для анализа (99.9%). Надо ставить реакцию, читаю, растворяется в бензоле. Подготовил колбу, взвесил исходник, сделал запись в журнале, насыпал и ... вдруг понял, что белый порошок на этот раз не сработал, что опыт испорчен, а реакционная смесь в моих руках чувствует себя как Ума Турман в «Криминальном чтиве». Оказалось, за 30 лет, ангидрид нахватался воды из воздуха и стал кислотой, она то как раз не растворяется в бензоле. Пригорел.
У химика-синтетика-фундаменталиста обычной стадией является проверка чистоты эха Совка (снабжение, как и смысл, прекратилось после развала). День-три можно легко убить на очистку того, что должно быть в институте, что можно легко достать, что должно быстро прийти.
Все эти очистки усложняют, удлиняют рабочий день, однако они прокачивают химический кругозор, ибо надо порой искать неизвестные реактивы, применять уникальные техники, проверять какие-то параметры. Если спросить «Википедию» на предмет циклогексанона, открыть русский, английский и немецкие варианты, то обнаружится три различных температуры плавления (-16,4°С р. -47°С а. -26°С), при том все ссылаются на авторитетные источники.
После очередной перегонки (перекристаллизации, переморозки, возгонки...) хрен пойми чего, я остался один на один с лабой и грязным стеклом. К слову, это запрещено ТБ потому, что если меня оглушит, отравит или убьет, то я не смогу спасти себя и институт от неминуемого пожара. Но я же все-таки не натрий резал. Приподняв крышку эксикатора, в котором откисают колбы в растворе серной кислоты и дихромата калия (хромпик, эта жгучая штучка периодически хочет сделать дырку в моей руке или на штанах), я отпрыгнул и начал делать кирпичи, увидев рассыпающееся стекло и шипящую от контакта с водой в раковине красно-зеленую тяжелую жидкость.
Кирпичный завод прекратил работу секунд через пять и я понял, что не понял, почему рассыпался эксикатор, и что в канализацию города смыло половину таблицы Менделеева и этого хватит закрыть наш институт в случае проверки, что надо смыть остатки хромпика с раковины, позвать кого-то опытного (благо такой был в соседней комнате). Короче, перемыл наш сгнивший рукоколбомойник, полез под него, и, молясь Аллаху на газете, нашел много колб в пыли, отходы, пол-литра ртути, чуть не уронившие меня, и лужу-Байкал (а подо мной лаба-аналитиков, которые чувствуют на весах, как я двери закрываю, а за потоп они с меня скальп снимут). После уборки, закрывая лабу, я перекрыл воду в стенном шкафу и услышал шорох. Ну, думаю, будет первая крыса на моем счету. Свечу фонариком и вижу, кто напал утром на научрука и кого он в темноте пнул.
Очистка реактива иногда приводит к новости, что мой исходник не реагирует с ним даже в руках Гермионы Грейнджер, а это дизморалит не хуже минера с радиком в твоей тиме. Но, уже невозможно бросить эту чертову серию взлетов и падений запротоколированную в лаб.журнал (2016-2k17). Порой открытие на ладони, но яростно сопротивляется, как например, в этом случае: кристаллы видны через линзу, правильной формы, большие. Однако извлечь их для рентгена не получается, ибо «кристаллы высохли, прилипли, говно выйдет, переращивай», хотя эта дрянь кристаллизуется выше раствора и автоматически получается высохшей.
Порой открытия ждут публикации, но не можешь сделать элементный анализ. Порой ты рвешься поработать между майскими, идешь смотреть, что в колбе, снимаешь ЯМР, а ЯМР-щики пошли косить и забивать с 1-го по 11-е число. Это все равно, что все войска, покинув дежурство, забухают на Новый год. Все эти проблемы в институте ни разу не облегчают написание диссера ни мне, ни оставшимся пяти аспирантам (один уже покинул наши ряды). В прошлом выпуске я наванговал дважды – про брак из-за припоя в ракетных двигателях, и про ЧП с бытовым газом в жилых домах. Сегодня звезды на картах Таро мне говорят, что вся бедная Академия со всеми институтами через пять лет потеряет самостоятельность в созвездии Чиновников. Прирост всех чиновников будет увеличен, на месте старых построек проведут реновацию.
Самое смешное, что происходит это все из-за людей вокруг или из-за тебя самого. Лифты воняют мочой соседей, эти же люди водят общественный транспорт, работают на АЭС, идут на выборы. Дополнительная хромосома не появляется вместе с депутатским мандатом. Это благодаря нам у нас экономика страны дауншифтера, образование гниет, наука на смертном одре. Это мы поверили Мавроди, Кашпировским, Ельцину, в чудо благодатного огня с 14.00 до 14.15 на НТВ, в карНэвэльного и в тысячелетнее пьянство русских. Это мы пускаем бьюти-блогеров в Думу, позволяем снимать «Защеканцев», «Притяжение» и откровенно ворующих «Викингов». Вишенкой стала защита кандидатской по теологии. После новости один мой сфинктер повысил давление и температуру до стабильного термоядерного синтеза с КПД выше единицы. Представляю его кандидатский экзамен по специальности:
– Б-г есть?
– Да!
– А почему ракеты падают?
– Ударяются о небесную твердь, на то воля Б-жья.
– Сдал на отлично!
Однако, это мы позволили таким людям осквернить могилы Ландау, Сахарова, Королева... Это мы позволили появиться инквизиции в светском государстве и показательно осудить человека на 3.5 года условно. Это у нас есть СПАС-ТВ и противоречащее конституции многоженство у других религий.
Возможно, так и должно быть в стране, в которой ученый-химик, физик или медик, сообщая свою профессию, получает напутственные соболезнования, а не уважение. Неспроста люди в лабах варят земляничный ароматизатор для печенек, поставляют прекурсоры через границу под видом моющего средства, а студенты-химики сжигают блоки в общагах, варя амфетамины (есть несколько irl-стори, могу озвучить в случае интереса читателей).
В среде идиотов, верящих в сверхъестественное и патриотизм, что является дешевой попыткой сыграть на чувстве безопасности, ничего не получится (пирамида Маслоу). Бегите, глупцы!
P. S. На той неделе наш директор акадэмик Мразиз Мансардович на ученом совете приказал всем научным сотрудникам подписать увольнение «по собственному желанию», чтобы те перевелись на 0,2 ставки. Ставку поднимут до уровня майских указов президента 12-го года, что на бумаге повысит среднюю зарплату ученых. Пускай и на руки будет идти столько же, а в пенсионный пойдет информация, что 0.2 ставки – это один рабочий день. Кто не переведется, для тех найдут статью для увольнения или переведут на инженера. Занавес.
Комментарии