Виктор Сонькин: «Наукой в древнем Риме занимались рабы, плебеи и иностранцы»

О забытых античных технологиях, императорах-популяризаторах науки, и о том, кто на самом деле стоит за всеми изобретениями древнего Рима рассказал «Футуристу» Виктор Сонькин, филолог-славист, кандидат филологических наук и лауреат премии «Просветитель» 2013 года за книгу «Здесь был Рим».

– В древности считалось, что для того, чтобы познать азы геометрии или философии, предпочтительно обращаться к греку. Если же необходимо построить мост, канализацию или мощное оружие, то лучше обратиться к римлянину. Это действительно так?

– В главном римском эпосе, поэме Вергилия «Энеида», герой спускается в царство мертвых, где покойный отец открывает ему будущие судьбы римского народа, чьим прародителем ему, Энею, суждено стать. Самые важные слова этих отцовских наставлений — а может быть, и всей поэмы — такие:

«Другие отольют из бронзы дышащие изваяния / и высекут из мрамора лица, / лучше выступят в суде, и небесные пути / линейкой расчертят и дадут имена созвездьям. / Ты же, римлянин, править народами будешь, / вот искусство твое — миру навязывать нравы, / покоренных щадить и воевать непокорных».

«Другие» — это, конечно, греки, и в этом смысле не только за теорией, но и за значительной частью прикладных научных задач римляне были приучены обращаться к грекам. Мы называем тот календарь, которым с небольшими модификациями пользуемся до сих пор, юлианским, но Юлий Цезарь был только заказчиком реформы календаря, а разработал ее александрийский астроном Сосиген. Мы восхищаемся развалинами форума Траяна и колонной Траяна в Риме, равно как и несохранившимся, но явно монументальным военным мостом через Дунай, но все эти чудеса римской инженерной и архитектурной мысли спроектировал сирийский грек, Аполлодор из Дамаска. Римляне хорошо умели систематизировать и обобщать накопленное научное знание — тому свидетельство такие энциклопедические труды, как «Десять книг об архитектуре» Витрувия, «О римских водопроводах» Фронтина, «Земледелие» Катона Старшего и, конечно, монументальная «Естественная история» Плиния Старшего. Нет сомнения, что римляне умели строить канализацию и прокладывать дороги и до тесного знакомства с греческой культурой, но все-таки их сильные стороны, как справедливо отмечает Вергилий, не в этом. В конце концов, даже один из главных трактатов о римском государственном устройстве написал грек Полибий, а о римской медицине мы знаем главным образом из трудов грека Галена.

– Была ли наука у римлян элитарной? Что для римлян значило образование и было ли оно доступно плебеям?

– Тут надо сразу отметить, что слова «патриций» и «плебей» в том смысле, в каком они употребляются в современном бытовом языке, для римлян утратили смысл уже в III веке до н. э. После того как так называемый “конфликт сословий” был в целом разрешен, сложилась патрицианско-плебейская аристократия, в которой плебейское происхождение не было препятствием решительно ни для какой карьеры — за исключением некоторых религиозных должностей, по традиции занимаемых патрициями; но и у плебеев были свои должности, на которые патриции не могли претендовать. Это не относилось ни к каким серьезным должностям типа преторских, консульских или диктаторской, а позже — и к должности императора. Например, император Август по рождению был плебейского рода, как и, скажем, император Веспасиан. Бывали случаи, когда патриции из каких-то карьерных соображений усыновлялись в плебейские семьи и становились плебеями.

Наука как тип деятельности требует определенного уровня развития общества, при котором часть ресурсов может идти на удовлетворение праздного любопытства. В этом смысле любая наука, конечно, занятие элитарное. Но ученый в римском мире не был наделен высоким статусом; римляне вообще считали, что есть только два занятия, достойных свободного человека — война и политика, и только то, что имело непосредственное отношение к этим двум сферам деятельности, для них было высокостатусным. То есть, например, юриспруденция или ораторское искусство, без которых нет политики — безусловно, да; философия — уже под вопросом; а какая-нибудь астрономия или медицина — однозначно нет. Этим занимались люди относительно низкого статуса — рабы, вольноотпущенники — и чаще всего не исконно римского происхождения.

Начальное образование в Риме было доступно почти всем, тут, правда, надо оговориться, что древнеримская история довольно долгая, и почти никакое высказывание не может быть приложено к ней целиком, поэтому когда мы говорим обобщенно “Древний Рим”, мы обычно имеем в виду самую классическую эпоху, скажем, I век до н. э. и I век н. э. В частности, как-то читать, писать и считать умели очень многие, распространение элементарной грамотности было очень широким, современный мир совсем недавно вновь добрался до такого состояния, и то не везде. Более серьезное образование уже было уделом людей нацеленных на карьеру, а для этого многие отправлялись в обучение сначала к грамматикам, а затем к риторам, главным образом грекам. Такая система, кстати, противоречила древним традициям римского воспитания: считалось, что молодой человек должен всему научиться, следуя за опытными людьми и во всем перенимая их привычки (говорят, в Японии примерно таким способом готовят специалистов по сути: долго-долго ученик ничего не делает, только внимательно наблюдает за действиями мастера). Но ценность теоретического, научного знания постепенно осознавалась, и многие выдающиеся государственные деятели Рима получали подобного рода “высшее образование”. Кстати, до возникновения выдающихся образцов литературы на латинском языке — до Цицерона и Вергилия — любое серьезное образование неизбежно основывалось на греческих классиках, и все образованные римляне долгое время были двуязычными.

– Что считалось лжеучениями в древнем Риме? За них наказывали?

– Все-таки до научной революции XVII века говорить о разграничении хороших учений и плохих лжеучений довольно сложно. Астрология не была отделена от астрономии, а римская религиозная жизнь, при ее небывалой толерантности (прим. – в своей частной жизни гражданин был волен верить или не верить во что угодно), была жестко завязана на ритуалах, гаданиях, предсказаниях и тому подобных обрядах. При этом, несмотря на обилие обрядов и суеверий, иногда довольно причудливых,(к примеру, считалось, что если послюнявить палец и помазать за ухом, можно избавиться от дурных мыслей, а один политик носил с собой в платочке живую муху как средство от слепоты), то одни, то другие гадатели и предсказатели объявлялись ложными и опасными и изгонялись.

Например, при Тиберии из Рима были изгнаны люди, практикующие египетские и иудейские обряды, а также астрологи, колдуны и гадатели. Более поздние гонения на христиан, которые, впрочем, последующая христианская литература сильно преувеличила, чаще всего были направлены не против того, что какие-то люди во что-то верят, а против того, что эти люди из-за веры в своего бога отказываются выполнять положенные религиозные обряды. К такому римляне относились очень нервно. Именно из-за этого христиан иногда обвиняли в атеизме: они отказывались чтить положенных богов.

– Кто из римских императоров популяризировал науку и как?

Многие римские императоры были не чужды интеллектуальных занятий. Можно начать с Юлия Цезаря — он не был еще римским императором в том смысле, в каком это слово стало впоследствии употребляться в исторической науке, но переход от республики к империи состоялся в значительной степени в результате его деятельности. Цезарь был человек блестяще образованный, хорошо разбирающийся в философии, ораторском искусстве, разумеется, военном деле, и литературе. Писатель он был выдающийся, и в некотором смысле с него начинается история классической латинской прозы. Первое неадаптированное латинское произведение, которое по традиции читают в гимназиях всего мира уже сотни лет — это его «Записки о Галльской войне», написанные довольно простым, но невероятным по сжатости и энергичности языком. Точных наук он тоже не был чужд, что видно по уже упоминавшейся реформе календаря.

Теми или иными гуманитарными науками занимались еще многие императоры. Император Клавдий, например, еще в юности по совету историка Тита Ливия занялся архивными изысканиями; он совершенно не стремился к политической карьере и на высшем государственном посту оказался почти случайно. Он написал многотомные исторические труды — к сожалению, не сохранившиеся — и был, видимо, одним из последних римлян, кто знал этрусский язык. Его страсть к старине заметна по архитектурным памятникам, сохранившимся от его правления: во-первых, они сложены из нарочито грубого, как бы необработанного камня, а в надписях эпохи Клавдия используются введенные им новые буквы латинского алфавита, и даже некоторые слова пишутся по-старинному, например, не Caesar, а Caisar. Хотя орфографическая реформа Клавдия была очень тонким и разумным поступком, она вызвала сопротивление, как всякая попытка вмешаться в живой язык, и после смерти Клавдия его новые буквы больше никто не употреблял.

Император Адриан был эллинофил, то есть страстно любил все греческое (за что даже был прозван “гречонком”), и хотел, чтобы его признавали как интеллектуала. Это ему удавалось с переменным успехом: в частности, его архитектурные экзерсисы вызывали у Аполлодора Дамасского, любимого архитектора предыдущего императора, Траяна, только насмешки. Рассказывают, например, что когда Адриан показал Аполлодору проект храма с культовыми статуями богов внутри, Аполлодор вернул ему чертежи с пометкой: “если богиня захочет встать, она пробьет головой потолок”. Есть мнение, что когда Адриан пришел к власти, он отомстил Аполлодору и то ли сослал, то ли казнил его. Так или иначе, его страсть к архитектуре от критики не угасла, и при нем в Риме и по всей империи было построено множество прекрасных зданий. Самая знаменитая постройка адриановской эпохи — Пантеон в Риме. Не исключено, что к проекту приложил руку сам император. Это здание по-своему неуклюжее, но при этом несомненное архитектурное чудо. Достаточно сказать, что его купол — до сих пор самый большой в мире купол из неармированного бетона.

Помимо архитектуры, Адриан увлекался музыкой, пел, занимался математикой, рисовал, сочинял стихи (его предсмертное стихотворение, очень необычное для античной поэтики, дошло до нас). Однажды в ходе ученого разговора император стал критиковать выражение, употребленное философом Фаворином. Фаворин легко согласился с критикой. Когда позже друзья стали упрекать философа за подобострастие, он ответил: “Как можно не считать самым ученым того из нас, кто командует тридцатью легионами?”.

Император Марк Аврелий был философ-стоик и, несмотря на то, что годы правления он провел в основном в военных походах, написал философский трактат, который по-русски обычно называют «К самому себе». Написал он его по-гречески, правда, в эту эпоху римляне уже нередко владели греческим посредственно, и к тексту императора у эллинистов много претензий.

– Были ли те, кто всерьёз увлекался лжеучениями и репрессировал настоящих ученых?

Императоров, которые больше любили всякие суеверия, чем науку, тоже хватало — от эксцентричного Нерона до еще более эксцентричного сирийского юноши Элагабала, который так утомил римскую элиту своими оргиями и хипстерскими выдумками, что родная бабка возглавила заговор против него.

– Расскажите о забытых изобретениях римлян?

– Есть известная история про мастера-стекольщика, который принес императору небьющийся стеклянный кубок: от броска на пол он только слегка погнулся, и ремесленник тут же его исправил молоточком. Стекольщик надеялся на щедрую награду, но император спросил, знает ли еще кто-нибудь секрет диковинного материала и, получив отрицательный ответ, велел казнить мастера, побоявшись, что с распространением чудо-стекла золото станет дешевле грязи. Эта история повторяется с небольшими вариациями у Петрония, у Диона Кассия, у Исидора Севильского и у Плиния Старшего — есть ощущение, что какой-то факт за ней стоял. Если это правда, то вот вам забытое изобретение.

Еще один пример, тоже связанный со стеклом — это римский Кубок Ликурга из собрания Британского Музея. Он обладает удивительной особенностью: если свет падает на него спереди, он зеленый, если проходит сзади — красный. До самого недавнего времени это казалось необъяснимым чудом; потом ученые выяснили, что такой эффект — он называется «дихроичное стекло» — связан с наночастицами коллоидного золота и серебра. Так что римляне умели применять нанотехнологии.

Другие забытые изобретения римлян не такие уж забытые, просто удивительно, что они существовали больше двух тысяч лет назад. Например, римский бетон — такой прочный, что даже попытки взорвать древнеримские бетонные здания часто заканчивались провалом. Особенно удивителен бетон, который римляне использовали для подводных конструкций, например, в гаванях — он в прекрасном состоянии, и, видимо, превосходит по инженерным свойствам все, что могут произвести сегодняшние технологии.

Другой пример уникальной античной технологии, правда, скорее греческой, чем римской — это так называемый антикитерский механизм (он так называется, потому что его нашли в самом начале XX века на затонувшем корабле возле греческого острова Антикитеры). Это аналоговый компьютер со множеством циферблатов и шестеренок; он использовался для расчета астрономических явлений, в частности, затмений, а также четырехлетних олимпийских циклов.

Римлянам часто приписывают изобретение ряда важных архитектурных элементов — арки, свода, купола; это не совсем верно, все эти элементы были известны задолго до римлян, но только после изобретения бетона, который избавил архитекторов от диктата камня и кирпича, такие элементы стало возможно применять с невиданным прежде размахом. Конечно, сказать, что изобретали сами римляне, а что они заимствовали у покоренных или соседних народов, чаще всего невозможно, да и не нужно — империя по самой своей природе присваивает все, что в ней происходит и производится. Тут мы опять возвращаемся к пророчеству-наставлению Вергилия.

– Зачем древним римлянам были сложные механизмы, если можно было обойтись рабской силой?

– Где можно было обойтись рабской силой, римляне, как правило, ею и обходились. Удивительным образом в древнеримские времена научных знаний и технологий было вполне достаточно, чтобы построить, например, паровую машину — не очень эффективную, тем не менее (прим. — такую машину построил ученый Герон в Александрии, где была сосредоточена вся передовая наука античного мира). В Иераполе в Малой Азии, нынешней Турции, была римская лесопилка, где использовался кривошипно-шатунный механизм — первый из известных нам. Но широкой потребности в этом не было: экономика, основанная на использовании мускульной силы: животных и рабов, отлично справлялась без этого, поэтому такие технологические прорывы оставались курьезами или превращались в детские игрушки. Кстати, самовар у римлян тоже был и назывался греческим словом «автепса» и выглядел совершенно как тульский самовар.

Отдельно можно упомянуть географическое распределение энергетических ресурсов. Промышленная революция началась именно в Англии по многим причинам, но в числе прочих — богатые и относительно доступные залежи угля. Римляне в свое время активно использовали британские угольные месторождения, там, где уголь выходит на поверхность, но это все-таки была периферия империи, а в центральных ее средиземноморских областях, будь то Италия, Греция или Африка, угля недостаточно, а лес растет не везде, и главное — его запредельно дорого транспортировать. Приходилось обходиться допромышленными методами.

Но когда с важной задачей нельзя было справиться при помощи рабского труда, римляне оказывались весьма продвинуты технологически. Например, всякие военные машины, катапульты, сложнейшие инженерные выкладки, которые были необходимы для строительства, наведения мостов, прокладки водопроводов — все это у римлян было.

– То есть римляне верили в технологический прогресс?

Важно помнить, что идея прогресса и вообще поступательного движения истории пришла в европейское сознание вместе с иудео-христианской мифологией, в которой есть начало и конец: сотворение мира и Страшный суд. У античного человека, особенно в эпоху до великих империй, не было представления об изменчивости мира, он был привязан к постоянному циклу времен года и сельскохозяйственных работ. Изменения, как правило, воспринимались античным человеком как ухудшения. Это контринтуитивно: с полудиких времен легендарного Ромула до времен, скажем, Августа или кого-то из “добрых императоров” II века то, что мы называем уровнем жизни среднего человека, выросло колоссально. Но римлянин об этом не задумывался, а сокрушался об утраченной простоте и честной жизни предков. Примеры такой логики мы видим и сейчас на каждом шагу. Вот поэт Овидий попытался осмыслить это и честно писал — пусть, мол, другие поют скудную древность, а мне нравится наш богатый и просвещенный век. Мы не знаем точно, за что Август отправил Овидия в суровую ссылку на Черное море, но не исключено, что и за такие высказывания тоже.

– Римляне использовали плоскую плитку как туалетную бумагу. Почему такая развитая цивилизация не могла придумать что-то лучше?

– Могла и придумала. Не бумагу, конечно: до изобретения бумаги римляне не додумались, писали на пергаменте (прим. – специальным образом обработанной коже), на черепках, на дереве, на восковых табличках, а также на папирусе, который импортировали из Египта. Исследования канализации в Помпеях и Геркулануме (прим. – канализация в римских городах была очень развитой, римляне справедливо считали, что в этом залог здоровой жизни) показывают, что римляне были готовы использовать для подтирки и камни, и черепки, и тряпки — но, конечно, тряпку выбрасывать жалко, а отстирывать каждый раз трудоемко, так что это была, видимо, не самая популярная методика. В римских общественных туалетах, которых было довольно много, и они служили часто неформальными клубами, где люди общались — перегородок не было. Можно было сидеть и разговаривать с соседом — система была устроена так: внизу по специальному каналу текла проточная вода, а рядом с каждым сиденьем было отверстие, в которое вставлялась настоящая морская губка на палке. Эту губку можно было сполоснуть в проточной воде, подтереться ею и вставить обратно. Насколько мне известно, такой метод был распространеннее, чем использование камня или плитки.

– Кто из древних мыслителей представлял себе далекое будущее и сбылись ли эти предсказания?

– Никто не представлял, по причинам, о которых я уже сказал: не было представления о том, что будущее — это что-то принципиально иное. Были трактаты об идеальном политическом устройстве, вроде «Государства» Платона, но это не совсем футурология. Когда стало понятно после кризиса III века, после активного наступления христианства, что мир не неизменен,начали появляться пророчества — конечно, главным образом апокалиптические. Но разного рода религиозные пророчества и предсказания существовали всегда, и среди самых почитаемых святынь древнего мира были греческий Дельфийский оракул и неясного происхождения римские Сивиллины книги. Но их пророчества и предсказания — об индивидуальной судьбе, пусть даже «индивидуальное» понимается как относящееся к целым народам и царствам: перейдя через реку, разрушишь великое царство; править будет тот, кто первым поцелует мать; чтобы не проиграть войну, закопайте на Форуме двух иностранцев. Вообще правильное пророчество должно быть максимально темным, чтобы при наступлении любого значимого события можно было сказать, что именно оно и предсказано. Некоторые прорывы такого рода в античной литературе встречались: например, в четвертой эклоге Вергилия говорится о младенце, рождение которого принесет мир и спокойствие народам. С большой вероятностью Вергилий так отреагировал на один династический брак, который был призван помирить враждующие партии и связать их потенциальным общим потомком, но христианская традиция увидела в этом пророчество о рождении Христа; в результате такого толкования именно Вергилий ведет Данте на экскурсию по христианскому аду.

Пожалуй, самое похожее на античную футурологию — это слова из трагедии Сенеки «Медея»: «настанет пора, когда океан разомкнет круг вещей, и вся большая земля откроется, и не будет крайнею Тула» (прим. – Крайная Тула, ultima Thule — это название полумифической северо-западной страны, которую отождествляют то с Норвегией, то с Исландией). Эти слова часто цитировали как пророчество об открытии Америки. Но вот что-нибудь вроде «через две тысячи лет люди полетят на Луну» античные оракулы никогда не сообщали.

– О каком ещё городе вам бы хотелось написать книгу? Работаете ли вы сейчас над чем-нибудь?

– О городе — пожалуй, ни о каком, хотя есть несколько городов, которые я очень люблю, и в разлуке с которыми быстро начинаю скучать — кроме Москвы, Петербурга и Рима это Лондон, Оксфорд и Лиссабон. Мне кажется, что после книги о Риме, книга о любом другом городе — это дауншифтинг. Но кое-какие книжные идеи у меня есть. А работаю я над несколькими проектами; в частности, с Александрой Борисенко и Анастасией Завозовой мы переводим выдающийся роман американской писательницы Ханьи Янагихары “Маленькая жизнь” — кстати, в нем автор очень своеобразно обращается со временем. Ну и кроме того я читаю лекции, преподаю, занимаюсь синхронным переводом, перевожу книгу о Риме на английский язык.