Почему молчание Вселенной — это не плохо, и что на самом деле нам следует в ней искать?

Если Вселенная упорно молчит, это не значит, что мы — венец или ошибка эволюции, а космос пуст, недоброжелателен или ради смеха наблюдает за нашими потугами. Цивилизации, которые мы так страстно ищем, вполне могут существовать и развиваться автономно, за ненадобностью не осваивая беспредельные космические территории. Разбираемся в том, как именно им это удается, чем они занимают время, каковы шансы на контакт и вероятность того, что мы пополним их число.

В поисках чуда

Чтобы взрастить цивилизацию на планете, будь то Земля, Пандора или крохотный шарик в двух шагах Бетельгейзе, Вселенной приходится попотеть. Для начала провести абиогенез, то есть позволить жизни вылупиться из неорганического сырья. Затем — обеспечить ей худо-бедно беспечное существование в течение миллиардов лет, чтобы замысловатые процессы эволюции увенчались возникновением разума. Для достижения успеха в обоих случаях необходимо фантастически огромное количество усилий и условий.

Наше одиночество во Вселенной, возможность которого ученые не исключают, означало бы, что появление такой цивилизации — единственный пример, чудо, великая случайность и событие с настолько мизерной вероятностью, что в пору говорить о божественном замысле.

К счастью, математика утверждает, что эта вероятность не столь ужасающе мала. Согласно последним решениям знаменитого уравнения Дрейка, позволяющего определить, сколько соседей по Вселенной теоретически могут с нами пообщаться, мы имеем неплохие шансы на знакомство. Американские астрономы Корнельского университета, задавшись вопросом «Is there anybody out there?», подсчитали, что во Вселенной имеется порядка 10 миллиардов разумных цивилизаций, несколько тысяч которых приютились в нашей галактике. Большинство из них, по словам ученых, расположены в 20-30 тысячах световых лет от нас, то есть недосягаемы (если не выйдет разогнаться выше скорости света или воспользоваться кротовыми норами).

Другая часть — уже ушла в небытие (подтверждение того, что такие цивилизации действительно могли иметь место, получили астрофизики Адам Фрэнк и Вудрафф Салливан). Но само существование иной разумной жизни во Вселенной не выглядит невозможным. Оптимизм внушают и результаты космических поисков с монструозным телескопом «Кеплер» — учеными найдено уже 1022 экзопланет, где скопилось достаточно элементов для возникновения жизни.

Другое дело, насколько развитой может быть жизнь на иных планетах. Пессимистическая точка зрения подразумевает, что разум — это лишь вариант развития вселенской материи. Причем не самый удачный, ибо смышленые виды неизбежно попадают в эволюционный тупик, как утверждал советский астрофизик Иосиф Шкловский. Оптимистический сценарий выглядит не менее удручающим. Средняя продолжительность жизни цивилизации вроде нашей, то есть двигающейся по пути технологического развития, — несколько сотен лет. После чего ее умерщвляет катастрофа — например, парниковый кризис или самоубийство (в ходе эволюции живые существа неизбежно проходят стадии борьбы за выживание, войн, создания мощного оружия и истощающих планету технологий), а скорее всего — масштабный системный хаос, где кризисы наслаиваются один на другой.

Если дело обстоит именно так, разумные цивилизации просто не успевают серьезно отметиться на космической карте и пропадают в безвестности. Если же каким-то планетам удается переболеть катаклизмами, то встает вопрос: почему мы не находим их следов во Вселенной?

Именно этим вопросом задался легендарный физик Энрико Ферми, в ходе пламенной научной беседы в кафетерии Лос-Аламосской лаборатории обронивший: «ну и где они в таком случае?». Так он вписал себя в историю как создатель трагикомического научного мема — парадокса Ферми.

Вопрос прозвучал летом 1950-го, а мы до сих пор так и не нащупали ни радиосигналов, исходящих от других планет, ни увидели предполагаемых сфер вокруг их родительских солнц, ни каких-либо других признаков чьего-то взаимодействия с космосом. Вариантов разрешения парадокса Ферми, предложенных учеными, хватит на нехилую научно-фантастическую библиотеку с историями о том, что Земля — это гигантский зоопарк, за которым наблюдают пришельцы, или компьютерная симуляция постлюдей, а инопланетный разум — непредставимая для нас форма сознания, развившаяся в непредставимых для нас условиях. Не утонуть в океане равно недоказуемых гипотез можно, лишь взяв за отправную точку то, в чем мы уверены однозначно: саму тишину Вселенной и отсутствие чьих-либо следов в ней.

Парадоксальный сценарий

Итак, мы имеем развитую космотехнологическую цивилизацию, которая не осваивает космос в поисках собратьев по разуму или во имя нахождения новых ресурсов и территорий. Почему? Ведь к этому времени у нее должна быть энергетика размаха родительской звезды и возможность испещрить всю Вселенную звездолетными шоссе.

Оригинальный ответ на этот вопрос предлагает физик и математик Александр Панов, один из авторов сингулярной «Вертикали Снукса-Панова», в статье «Вселенский бросок монеты» — сборнике футуристических прогнозов насчет развития цивилизации, которой в будущем суждено либо погибнуть, либо перепрыгнуть через навалившиеся катастрофы.

По прогнозам Панова (и многих футурологов), наша собственная планета вляпается в масштабный системный кризис уже к 2100-му году, и ее кардинальное изменение неизбежно. То, чем она станет, если вывернется, Панов обозначает как «парадоксальную цивилизацию» (ПЦ).

«Если вывернется» подразумевает, что цивилизация не просто проскакивает системный кризис, но и совершает фазовый переход. Когда катаклизмы накладываются один на другой, возникает зона сингулярности — точка, в которой собираются кризисы, а эволюция встряхивается и качественно изменяется. То, что болталось на ее периферии выходит на первый план, замещая старые формы (фактор избыточного многообразия) — так в свое время млекопитающие, уже существовавшие во время динозавров, потеснили их и вышли в лидеры. Фазовый переход, предрекаемый нам в первой половине XXI века - очередной такой виток.

Вертикаль Снукса-Панова

Насчет того, какой именно будет сингулярность — технологической, демографической, исторической — мнения в научном мире расходятся, но эволюционная сингулярность как таковая, судя по всему, предрешена. Чисто математически эволюция не может набирать бесконечно набирать скорость и поэтому вынуждена мутировать на определенном этапе — именно это наглядно показывает Вертикаль Снукса-Панова, как ошпаренная, взмывающая вверх и переходящая в вертикальную линию. И если нам только предстоит нелегкий переход, то гипотетические развитые соседи по Вселенной — это те, кто его уже преодолел. В терминологии Панова, речь идет о «постсингулярных цивилизациях».

Чтобы справиться с пучком кризисов, цивилизации приходится совершенствовать свою культурно-этическую систему и находить новые способы саморуководства, чтобы не поубивать друг друга и планету. Постсингулярное общество — это мир, в котором установка «в природе выживает самый сильный на районе» сменяется на «давайте сотрудничать и сдерживать агрессию», иерархические структуры распадаются, эгоизм и природное расточительство сходят на нет, а жизнь жестко регламентируется. Философ и специалист в области психологии, антропологии и междисциплинарному анализу Акоп Назаретян описывает этот процесс как тотальную гуманизацию. То же предполагал и родоначальник теоретической космонавтики Циолковский.

Постсингулярная цивилизация, насколько мы вообще можем ее вообразить, была бы в разы дисциплинированнее, чем современные мы, и, наученная жестким опытом фазового перехода, куда более трепетно относилась бы к миру и Вселенной.

К слову, если мы пройдемся по сценарию с технологической сингулярностью в программе, не исключено, что это дивное общество будет строиться уже искусственным интеллектом. Тогда идея Шкловского о разуме как любопытном эксперименте эволюции приобретает новый смысл. Как и предположение астронома и доктора физико-математических наук Ефремова и математика Лефевра о том, что Вселенная молчит по довольно простой причине: в какой-то момент цивилизация осознает, что ей предстоит превратиться из гусеницы в бабочку и потому не видит смысла посылать или искать сигналы от планет, которые к такому пониманию еще не пришли.

Как достучаться до соседей

Здесь, чтобы не упасть в научную фантастику, будем снова следовать нашему чудесному правилу: брать за основу только то, что однозначно известно. А известны нам лишь эволюционные законы развития нашей собственной цивилизации, которые мы можем экстраполировать на другие миры.

Если человека окончательно не заменит ИИ, то мы получаем постсингулярное гуманное общество, героически прошедшее через огонь и воду системного кризиса. Общество, которое не проводит космическую экспансию, но ищет новые источники знания.

Причина, по которой цивилизация не смогла бы замкнуться в себе и жить за счет внутренних интеллектуальных и духовных ресурсов, как в романе Артура Кларка «Город и звезды», кроется в кризисе научного знания. Так же, как в древние времена магистральным был мифологический способ познания, затем — философский, а сейчас — научный, дальше возникнет новый путь, принципиально отличный от предыдущих. Ибо эволюция, как пишет Панов, «не ходит дважды в одну реку», а «для сохранения гомеостазиса нужно получить доступ к новому источнику знаний, альтернативному классическому научному методу».

Одна из таких альтернатив — экзонаучный тип познания, направленный на дешифровку посланий, которыми наводнена Вселенная (а она однозначно ломится от них, если проблема SETI в принципе разрешима). По Панову, сигналы от миллионов существующих и некогда существовавших цивилизаций, отправленные в холодное пространство невесомости, образуют экзобанк, галактическое культурное поле, хранящее гигантское количество информации. Причем информации, скорее всего, нетехнического характера — цивилизациям, которые уже достигли постсингулярной стадии, куда важнее знать о биологии, истории и культуре, чем о научных открытиях, которые они уже совершили.

Чтобы дешифровать и обработать такой грандиозный объем информации, придется потратить миллионы лет. Именно таким односторонним общением и будет заниматься цивилизация, которую Панов назвает «парадоксальной». На нашей, досингулярной стадии развития попросту нет технологических и энергетических ресурсов для вхождения в галактическое культурное поле. Об этом фантазировал Ефремов в «Туманности Андромеды», описывая долгожданное вступление в Великое кольцо. В пользу того, что цивилизации станут взаимно обмениваться культурными достижениями говорит и тотальная гуманность, которую мы упоминали раньше.

Как утверждает известный американский астроном Карл Саган, с которым соглашается большинство ученых, высокоразвитая цивилизация априори не должна быть враждебной.

Обмен информацией в закрытом клубе Вселенной может проходить по узконаправленным маломощным электромагнитным каналам (ничего не обычного уже для цивилизаций I типа). Или, как считает американский астроном Джон Лернд, с помощью нейтринной коммуникации. Шотландский исследователь Дункан Форган как главного кандидата рассматривает транзитный метод (с помощью него сегодня ищут экзопланеты). Подключение ко всеобщей сети в этом случае также потребовало бы колоссальных усилий, что, по мнению Форгана, защищало бы ее от «культурного загрязнения». Впрочем, она могла бы делать это и самостоятельно — со временем, считает Панов, галактическая сеть преобразовалась бы в отдельную самоорганизующуюся систему.

Большинство гипотез, так или иначе, согласуются в одном — коммуникация осуществляется на технологически более высоком уровне, чем наш. Так, астрономическая слепота может быть лишь результатом незаинтересованности цивилизаций в освоении космоса, а «великая тишина» только ждет нашего технологического и культурного скачка. Грустное только в следующем: прорвись наша цивилизация сквозь кризисы и дикие танцы эволюции к заполненному до краев экзобанку, общение скорее всего так и осталось бы односторонним, а нам пришлось бы заниматься скрупулезной расшифровкой в течение тысяч-сотен-миллионов лет.

Во всяком случае, став «парадоксальной цивилизацией», мы точно не погибнем от скуки.